Тошнота / Nausea (1938)

Роман Жан-Поля Сартра "Тошнота" – гениальное произведение во всех отношениях. Автору присущ великолепный язык, удивительная образность, потрясающая способность точного и понятного выражения глубочайших идей и осмысления действительности, увлекательная сюжетная линия. Повествование настолько эмоционально вовлекает в процесс переживаний героя, что, начинаешь ощущать это даже на физическом уровне. Лично я под впечатлением от этой книги даже умудрился начать заболевать... правда вовремя одумался... :)

Но для меня это произведение стало, прежде всего, гениальным художественным описанием поэтапного процесса потери души. Главный герой, Антуан Рокантен, очень умный, образованный и талантливый человек утрачивает сначала все функции, присущие душе, все душевные качества – любовь, сочувствие, сострадание, симпатии... Даже самые близкие ему люди, даже те немногие, с кем когда-либо его сводила близко судьба не вызывают в нем больше никакого интереса и чувств. Раньше он много путешествовал и путешествия были для него способом жить, ощущать радость от жизни, испытывать полноту бытия и счастье. Но все это куда-то ушло, он осел в небольшом французском городке Бувиле, где ведет неприметное и унылое существование.

А начинается все с простой усталости от жизни и всего живого. Герой говорит – что он “по горло сыт одушевленными предметами, собаками, людьми, всеми этими самопроизвольно шевелящимися мягкими массами”. Но вскоре простая усталость переходит в иное, более тяжелое состояние. В определенные моменты он начинает ощущать тошноту. Тошноту от собственного существования, от себя самого. И причиной этих приступов становится отвратительное впечатление от глубокого постижения мира без чувств, без любви... словом – без души. Вкус мертвого мира оказывается омерзительным и тошнотворным.

Герой переживает собственное существование, как существование тела и ума. Он постоянно тяготится собственным телом и собственными мыслями. Это одиночество в хаосе неживой материи. Тело и ум без души одиноки, их ничто больше не связывает с окружающим миром, с окружающими людьми. Только душа способна осуществить эту связь. Только чувства делают существование жизнью.

Неудивительно, что в какой-то момент появляется нож, царапающий руку, неудивительно, что героя начинают преследовать страхи и навязчивые идеи. Неудивительно, что его внимание особо привлекает заметка в газете об убийстве, и также неудивительно, что впоследствии он признает “родственной душой” даже гомосексуалиста Самоучку, рассуждения которого у него вызывают все ту же тошноту. Антуан становится таким же одержимым маньяком, отчужденным от жизни и общества, как убийца маленькой девочки из газетной заметки. Нет, его разум еще работает четко и слаженно. Он еще способен погружаться в такие интеллектуальные глубины, которые нормальным людям практически недоступны. Но в этой чрезмерности способностей чувствуется сильнейший надрыв. Герой не управляет своими состояниями. Он находится во власти болезненной одержимости. Неслучайно сумасшедших называют – “душевнобольными”. Утрата души – это и есть душевная болезнь. И герой романа в самом прямом смысле является таким душевнобольным.

Сам Сартр годами позже, характеризуя человека, очень точно замечает, что “у человека в душе дыра размером с Бога, и каждый заполняет ее как может”. Именно этим отказом от Бога и Его Закона можно охарактеризовать сартровский атеистический экзистенциализм. Это система, в которой человек рассматривается в искусственной среде, в отрыве от мира и Бога и вполне закономерно, что дыра, образовавшаяся в его душе, начинает заполняться страхами, ненавистью и навязчивыми идеями, сопровождаемыми ужасными видениями. Душа – есть сосуд любви и когда любовь уходит, ее место начинает заполнять что-то другое. Человек в таком состоянии видит мир в совсем ином цвете. Мир для него становится серым пятном, оскоминой, глупостью, тошнотой, а то и многоруким божеством, каждая из рук которого вооружена острой саблей. Такой человек не имеет шансов на счастье. Он обречен на неудачи, болезни и одиночество.

Вместе с утратой души герой романа теряет и смысл жизни, точнее смысл существования, поскольку у жизни всегда есть смысл, и для того, чтобы смысл был – нужно не существовать, а жить. Он начинает с издевкой смотреть на окружающих, критикуя их никчемность и бессмысленность совершаемых ими действий. Он обвиняет молодую пару за то, что те "несколько раз в неделю ходят на танцы и в рестораны выделывать на глазах у публики свои маленькие ритуальные, механические па…", он обвиняет сидящих в ресторане за то, что они "с самым серьезным видом восседают на своих местах и едят", а после уточняет, что они "не едят – они подкрепляют свои силы, чтобы успешно выполнять лежащие на них обязанности"... "Каждый из них занят каким-то крохотным делом, которое никто не мог бы делать успешнее. Никто не может успешнее вон того коммивояжера распродать зубную пасту «Сван». Никто не может успешнее этого интересного молодого человека шарить под юбкой своей соседки." Все эти люди тешат себя мыслью, что "жизнь приобретает смысл, если мы сами придаем его ей". В соответствии с их философией "сначала надо начать действовать, за что-нибудь взяться. А когда потом станешь размышлять, отступать поздно – ты уже занят делом." По мнению героя романа "это и есть та самая ложь, которой себя постоянно тешат коммивояжер, молодая чета и седовласый господин".

Помимо такой “бессознательной” и “растительной” жизни Антуан критикует гуманизм, как осознанную жизненную позицию не ради самой жизни, но ради людей. Герой называет эту позицию путем души, "да только одной души тут мало" по его мнению. Он выводит целую классификацию различных видов гуманизма, издевательски называя один провинциальным, другой зрелым и имеющим неуклюжую мощь, но путающимся в своих могучих крыльях, третий радикальным, четвертый – ангельским... и саркастически обвиняет все эти виды гуманизма в различных грехах.

В завершении своих рассуждений он утверждает, что “в существовании нет никакого, ну ни малейшего смысла” и ничто не способно его оправдать.

Интересно, что герой романа время от времени улавливает и даже понимает знаки, которые ему подает жизнь. К примеру, в музее Бувиля он рассматривает картину некоего Ришара Северана (вероятно, намек на Петера Северина Кройера) “Смерть холостяка”, на которой “голый до пояса, с зеленоватым, как это и положено мертвецу, торсом, холостяк лежал на смятой постели. Скомканные простыни и одеяла свидетельствовали о долгой агонии... На полотне служанка, прислуга-любовница, с чертами, отмеченными пороком, уже открывала ящик комода, пересчитывая в нем деньги. В открытую дверь видно было, что в полумраке поджидает мужчина в фуражке, с приклеенной к нижней губе сигаретой, у стены равнодушно лакала молоко кошка. Этот человек жил только для себя. Его постигла суровая и заслуженная кара – никто не пришел закрыть ему глаза на его смертном одре”. Антуан понимает, что эта картина является последним ему предупреждением – еще не поздно, он еще может вернуться. Он отмечает, что в салоне на стенах висит полтораста с лишним портретов и “ни один из тех, кто изображен на этих портретах не умер холостяком, ни один не умер бездетным, не оставив завещания, не приняв последнего причастия. В этот день, как и в прочие дни, соблюдая все приличия по отношению к Богу и к ближним, эти люди тихонько отбыли в страну смерти, чтобы потребовать там свою долю вечного блаженства, на которое имели право. Потому что они имели право на все: на жизнь, на работу, на богатство, на власть, на уважение и в конечном итоге – на бессмертие”.

Но, вместо того, чтобы “подвергнуться лечению”, герой обходится легкой головной болью, которая начинается у него всякий раз при посещении музея.

Приступы тошноты Антуана сопровождают его особые психические состояния, в которых он постигает суть мира, точнее суть наполняющих мир предметов и явлений, поскольку единства мира он не видит. В этих состояниях он испытывает самые настоящие откровения. Он начинает по-другому видеть окружающее и, наконец, по-своему понимает суть существования. Существование теперь в его представлении – это не "пустая форма, привносимая извне, ничего не меняющая в сути вещей". Существование – это сама суть и плоть вещей. Он уверяется, что "разнообразие вещей, пестрота индивидуальности были всего лишь видимостью, лакировкой", покрывающей самое главное. Но вдруг "лак облез, остались чудовищные, вязкие и беспорядочные массы – голые бесстыдной и жуткой наготой". И порядок для него в мире исчезает, все превращается в хаос. Все эти предметы начинают мешать герою. Они уже существуют не так "скупо" и "абстрактно", как раньше, они начинают существовать "назойливо". Каштан начинает "мозолить глаза", негромкое журчанье воды в фонтане вливается в его уши и начинает, "угнездившись в них, заполнять их вздохами", ноздри забивает "гнилостный зеленый запах". Вещи начинают выставлять себя напоказ друг другу, "поверяя друг другу, гнусность своего существования" в своей "разомлевшей избыточности". Все тихо уступает и поддается существованию.

И каждый из этих предметов с “безотчетным беспокойством” ощущает себя лишним по отношению к другим. Герой находит единственную связь между предметами, которая состоит в общем для всех качестве излишества. “ЛИШНИЙ – вот единственная связь, какую я мог установить между этими деревьями, решеткой, камнями”. И тут же герой понимает, что и он тоже лишний в этом мире. "И Я САМ – вялый, расслабленный, непристойный, переваривающий съеденный обед и прокручивающий мрачные мысли, – Я ТОЖЕ БЫЛ ЛИШНИМ".

Антуан никак не может найти способ избавления от собственного существования. И, конечно, же он постоянно задумывается о самоубийстве. Герой так часто говорит о смерти, что даже удивительно, что он до конца романа самоубийства так и не совершает. В свое оправдание он говорит, что даже если свести счеты с жизнью, и тем самым истребить хотя бы одно из этих “никчемных существований”, то смерть тоже будет лишней. “Лишним был бы мой труп, моя кровь на камнях, среди этих растений, в глубине этого улыбчивого парка. И моя изъеденная плоть была бы лишней в земле, которая ее приняла бы, и наконец мои кости, обглоданные, чистые и сверкающие, точно зубы, все равно были бы лишними: я был лишним во веки веков". Всякий раз, когда его посещают мысли о смерти, он приходит к заключению, что самоубийство не сможет избавить его от существования.

Но помимо излишества смерти по логике героя, человек, влача безжизненное существование, и без того ощущает себя “живым мертвецом”. Именно так на протяжении повествования себя неоднократно называет Антуан. И это также в некоторой степени доказывает бессмысленность самоубийства, неспособность его избавить героя от существования.

Но по правде говоря, все его аргументы против совершения самоубийства выглядят очень неубедительно. В конце концов можно бы было попробовать, вдруг помогло бы. Экзистенциализм в этом вопросе почему-то перестает быть последовательной философской системой, ведь, убивая муху, раздавливая ее пальцем и “выпуская из ее брюха маленькие белые потроха”, герой всерьез считает, что он оказывает ей услугу.

Дальше в ходе рассуждений и переживаний Антуан находит ключ к собственному Существованию, к своей Тошноте, к своей жизни. И корень этот по его мнению в Абсурдности. Абсурдность существования обретает для него экзистенциальную реальность. Она становится не просто мыслью родившейся в голове, не звуком голоса, а "длинной мертвой змеей у ног", "деревянным змеем", "корнем" или "звериным когтем". Каждый предмет в этом мире становится абсурдным не просто по отношению к какому-то другому предмету или явлению, он обретает абсолютную абсурдность. "Вот хотя бы этот корень – в мире нет ничего, по отношению к чему он не был бы абсурден". Предметы утрачивают свои свойства, они "извергают себя из самих себя", отрицают себя, "теряются в странном избытке". Свойства вытекают из них наружу, отвердевают и сами становясь материальными, и для предметов они являются лишними. Нам кажется, что и "впрямь бывает настоящий синий, настоящий белый цвет, настоящий запах миндаля или фиалки. Но стоит на секунду их удержать, как чувство уверенности и удобства сменяется чудовищной тревогой: краски, вкусы, запахи никогда не бывают настоящими, они не бывают собой, и только собой. Простейшее, неразлагаемое свойство в самом себе, в своей сердцевине, избыточно по отношению к самому себе".

Антуан приходит к выводу, что "существование не является необходимостью". Иными словами, суть его – случайность, существование – это "некая совершенная беспричинность". "Существовать – это значит БЫТЬ ЗДЕСЬ, только и всего; существования вдруг оказываются перед тобой, на них можно НАТКНУТЬСЯ, но в них нет ЗАКОНОМЕРНОСТИ".

Герой также утверждает равенство людей в беспричинности их существования. Некоторые из них, по его словам, знают правду, но пытаются ее скрыть при помощи своей идеи права. "Жалкая ложь – ни у кого никакого права нет; существование этих людей также беспричинно, как и существование всех остальных, им не удается перестать чувствовать себя лишними. В глубине души, втайне, они ЛИШНИЕ, то есть бесформенные, расплывчатые, унылые". Некоторые из людей, по его мнению, поняли эту беспричинность и "попытались преодолеть эту случайность, изобретя существо необходимое и самодовлеющее", то есть, Бога. "Но ни одно необходимое существо не может помочь объяснить существование: случайность – это не нечто кажущееся, не видимость, которую можно развеять; это нечто абсолютное, а стало быть, некая совершенная беспричинность. Беспричинно все – этот парк, этот город и я сам. Когда это до тебя доходит, тебя начинает мутить и все плывет". Это и есть та самая Тошнота, которая преследует героя романа. Это и есть то самое психическое состояние, в котором возможно испытать подобные переживания.

Существование, опыт которого получает герой романа, неподвижно и безжизненно. Это искусственная и шаткая интеллектуальная конструкция, которая не способна ни объяснить, ни опровергнуть жизнь, счастье, любовь, Бога... Она открывается лишь в болезненном помешательстве изнуренного рассудка человека утратившего душу, любовь, веру, радость и смысл жизни. Такое существование противоположно жизни и воспринимается лишь в разреженном времени, в бездействии, без красок и с застывшим взглядом, как снимок на черно-белой фотокарточке. Прекрасно его описывает в своем дневнике сам герой – "Время остановилось маленькой черной лужицей у моих ног, ПОСЛЕ этого мгновения ничто уже не могло случиться. Я хотел избавиться от этой жестокой услады, но даже представить себе не мог, что это возможно; я был внутри: черный комель НЕ ПРОХОДИЛ, он оставался где был, он застрял в моих глазах, как поперек горла застревает слишком большой кусок. Я не мог ни принять его, ни отвергнуть".

Тошнота проходит у героя лишь с выходом из трансового состояния, с возвращением к жизни, когда механизм времени запускается вновь. Автор описывает это так - "...мне вдруг стало невозможно мыслить существованием корня. Существование пропало, тщетно я повторял себе: корень существует, он все еще здесь, под скамейкой, у моей правой ноги, – это были пустые слова. Существование – это не то, о чем можно размышлять со стороны: нужно, чтобы оно вдруг нахлынуло, навалилось на тебя, всей тяжестью легло тебе на сердце, как громадный недвижный зверь, – или же ничего этого просто-напросто нет". Герой сам описывает выход из этого психического состояния, как счастье, как пробуждение к жизни – "Ничего этого больше не было, взгляд мой опустел, я был счастлив, что освободился. А потом внезапно перед глазами у меня вдруг что-то стало шевелиться и замелькали легкие, неопределенные движения – это ветер потряс верхушку дерева". Мысль о движении заставила героя задуматься о рождении существования, но и трех секунд ему почему-то хватило, чтобы понять, что "движение всегда существует не вполне, оно – переходная ступень, посредник между двумя существованиями". Он не смог уловить "переход" к существованию "на колеблющихся ветках, слепо шаривших вокруг". Из чего он заключает, что "сама идея перехода тоже придумана людьми".

И все же Антуан в ходе своих рассуждений пару раз проговаривается. Однажды он признается, что во всем этом существует еще какой-то "крохотный смысл", который не могут вместить в себя застывшие в своем существовании вещи и который герой все же не в состоянии постичь. Этот "крохотный смысл" его раздражает – он не может его понять и не сможет никогда, проторчи он "хоть сто семь лет возле этой ограды", он признается – "я узнал о существовании все, что мог узнать".

В другой раз он признает, что помимо существования и разомлевшей избыточности есть и другой мир – “в нем сохраняют свои чистые строгие линии круги и мелодии”. Именно в этом мире живет прекрасный регтайм «Some of these days», который Антуан Рокантен в последний раз слушает в “Приюте Путейцев”. Он находит в этой музыке "крупицу алмазной нежности", которая кружит над пластинкой и слепит его. Она не существует, но перед ней стыдно за все существующее, за его обыденность, будничность и разболтанную неприглядность. Даже если разбить патефон и пластинку, до нее не удастся добраться. "Она всегда за пределами – за пределами чего-то: голоса ли, скрипичной ли ноты. Сквозь толщи и толщи существования выявляется она, тонкая и твердая, но когда хочешь ее ухватить, наталкиваешься на сплошные существования, спотыкаешься о существования, лишенные смысла. Она где-то по ту сторону. Я даже не слышу ее – я слышу звуки, вибрацию воздуха, которая дает ей выявиться. Она не существует – в ней нет ничего лишнего, лишнее – все остальное по отношению к ней. Она ЕСТЬ". Антуан чувствует, как под эту музыку что-то робко касается его, он боится шевельнуться, чтобы это не спугнуть. Что-то, что ему незнакомо уже давно, – что-то похожее на радость. "Негритянка поет. Стало быть, можно оправдать свое существование? Оправдать хотя бы чуть-чуть?" Под впечатлением от этой песни он решается написать книгу, в которой хочет описать что-то такое, "что было бы не подвластно существованию, было бы над ним".

В романе герой встречается с еще одним “живым мертвецом”. Это его прежняя девушка Анни, которая была когда-то способна на пылкие страсти, любила и ненавидела. Но теперь она этого не может, для страсти нужны "энергия, любопытство, ослепленность…" Всего этого у нее уже нет. Анни чувствует пропасть между собой и жизнью, которую она уже не в силах перепрыгнуть. Анни существует в окружении своих усопших страстей. И ей противно смотреть на свои вещи. Она приучила себя мельком на них взглядывая понимать, что это за предмет и тут же отводить глаза. Анни рассказывает Антуану о "совершенных мгновениях", которые раньше она испытывала. Она раньше обладала большим искусством создавать эти мгновения из так называемых “выигрышных ситуаций, а теперь утратила эту способность, и чувствует себя “живым метрвецом”.

Герой проводит параллель между своими прежними путешествиями и совершенными мгновениями Анни... их больше нет... “мы утратили одни и те же иллюзии, мы шли одними и теми же путями”. Антуан начинает вновь испытывать прежние чувства к Анни. В нем рождается то чувство, которое возвращает его на какое-то время к жизни. Оно дает ему “короткую передышку”. За все время, занятое мыслями об Анни он ни разу не переживает чувство тошноты. И это закономерно, ведь герой вспоминает свою любовь. Он открывается чистому чувству и переживает единение с человеком, пусть в разрушительных теориях, но все же общность и стремление быть вместе.

Но Анни уезжает в Лондон с каким-то египтянином и Антуан остается один. Ситуация навевает на него размышления о свободе. Но эта свобода вынужденная – герой оказывается обреченным на свободу в одиночестве, без любви, жизни и смысла в реальности мертвой экзистенции. Он чувствует себя совершенно одиноким на белой, окаймленной садами улице. “Один – и свободен. Но эта свобода слегка напоминает смерть”.

Произведение Жан-Поля Сартра "Тошнота" можно без натяжки и надуманности назвать эпохальным. Этот Роман отражает проблему всего современного человечества. То состояние, в котором находится человек сегодня все дальше уходит от способности гармоничной адаптации в мире. "Я узнал о существовании все, что мог узнать" – говорит Антуан в ходе своих рассуждений. И в этом есть удел всего современного способа постижения действительности, это удел современной науки. Современное знание достигло предела своих возможностей. Оно уперлось лбом в стену. И этот предел оно определило себе само, отказавшись от полноты восприятия мира, сузив исследовательский инструментарий. Современный человек в основной массе пребывает в психическом состоянии, которое исключает возможность постижения большего. Он способен на то, чтобы уловить на себе влияние "крупицы алмазной нежности", но тут же он поправляется, что этой "крупицы алмазной нежности" и этого мира, в котором "сохраняют свои чистые строгие линии круги и мелодии" просто не существует, даже несмотря на стыд человека перед этим высшим миром за свое никчемное существование. Этого мира не существует для человека в рамках невежественного и страстного восприятия. Только тогда, когда человек выходит за эти рамки, только тогда, когда реальность души для него обретает значимость – мир вокруг него окрашивается в совсем иные краски. И этот мир неслучайно сейчас для него является сверхъестественным, поскольку он лежит за рамками столь привычной для "нормального" современного человека обыденности.

Виктор Романов