Театральное послание из “загнивающей Европы”
На международном театральном фестивале имени Чехова 2019, начавшемся в Москве 14 мая и собравшем самые интересные работы со всего мира, был представлен спектакль Йетте Штекель “Буря” (или “Колыбельная для страждущих”) по мотивам пьесы Уильяма Шекспира.
Йетте Штекель – молодой режиссер Театра Thalia (Гамбург), проходившая стажировку в ГИТИСе. Будучи дочерью переводчика Шекспира на немецкий язык, она взяла за основу его перевод “Бури”, добавив туда энергичные рэперские ритмы Кейт Темпест и немного блюза. Ее “Колыбельная для страждущих“ – это вольная интерпретация Шекспира, пронизанная темой поиска смысла жизни и религиозными мотивами.
Волшебник Просперо (к слову, в блестящем исполнении 75-летней Барбары Нюссе в образе то ли философа, то ли Чарли Чаплина) отправляется на корабле на одинокий остров со своей дочерью Мирандой. Мир, в котором они оказываются вместе со своими подданными: злым островитянином Калибаном и добрым духом Ариэлем, - современная Европа, какой ее видит Йетте Штекель.
“Загнивающая Европа” и экзистенциальный кризис одинокого человека в современном мегаполисе - вот основные мотивы “Колыбельной”. Идею можно выразить фразой из монолога Просперо: “My end is despair” (мой удел – отчаяние). Именно таков взгляд режиссера на современную европейскую цивилизацию. Неслучайно эпиграфом к этой постановке выбрана цитата Славоя Жижека «Утопия – верить, что все будет идти как шло. Беженцы – только начало. Настоящие проблемы придут потом. Возможно, у западного мира не хватит сил их решить. Тогда мы обречены».
Иначе говоря, буря, по замыслу автора, – это метафора краха, который неминуемо настигнет мир. Для большей иллюстративности рэперские демагогические речитативы о конце света дополнены техническими эффектами: видеопроекцией с рисунками песком по стеклу, коллажем из теленовостей с участием Трампа, Брейвика и даже Владимира Путина.
Второй лейтмотив – одиночество и экзистенциальный кризис современного человека. Герои пьесы не могут найти смысл жизни в мире, где нужно каждый день ходить на бессмысленную работу и пытаются спастись кто чем может: унылым сексом втроем, отжиманием лежа или забиванием косяков в темных комнатах–клетушках. Декорации – клетки многоквартирного дома символизируют изолированный остров (или корабль, идущий ко дну). Довольно популярный режиссерский прием, практически типовая сценографическая "хрущевка". Персонажи переползают из ячейки в ячейку, с полки на полку перепрыгивают, зависают и вышагивают на тросах в горизонтальном положении, вступают в какие-то отношения... Пластические микросюжеты, вряд ли имеющие отношение к Шекспиру и сопровождаемые апокалиптическим чтением рэп-верлибров. «Народы мертвы уже заживо, Скелеты из прошлого лезут наружу В ответ на старанья следы уничтожить… Не рыдай. Покупай. Что там с пролитой нефтью? Шшш. Иначе испортишь обедню…» .
Где-то ближе к финалу в речитативах возникает тема Христа. Грубые рэперские мотивы постепенно сменяются проникновенным и убаюкивающим блюзом Леонарда Коэна. Просперо выдает свою дочь Миранду замуж за доброго Ариэля, а сам умирает, выполнив свое предназначение: подарить миру прощение, свет и любовь. Хаос, как и полагается, сменяется гармонией, наступает катарсис. В последнем монологе Просперо “Mу end is despair” (мой удел – отчаяние) он добавляет “если я не буду спасен молитвой”. Это и есть ответ, который дает режиссер своим зрителям в ответ на неуправляемую бурю, грозящую уничтожить Европу. Неудивительно, что постановка-таки нашла отклик у российских зрителей и критиков, прямо или косвенно впитавших идеи русской религиозной философии и взращиваемых на образе “загнивающего Запада”.
Но, как сказал об этой постановке театровед и специалист по творчеству Шекспира Алексей Бартошевич, “если о конце света говорит театр, это еще не конец света”.
Елена Полетаева
- Для комментирования войдите или зарегистрируйтесь