Русские холерики Бориса Кустодиева

Думала: на улицу век не пойду.
А теперь под вечер аж пятки горят:
Ноженьки резвые в пляску хотят.
Я пойду на улицу, к девкам пойду,
Голосом звонким я им подпою.

Развеселые, чумовые и с характером. Эх ма! С румяных щек задор просто ковшом черпают. Коли сердце от радости встрепенулось, так и в припляс готовы пуститься, да с посвистом, да с окриком на всю околицу. Мать честна, куда скрыться-то от ликования этого безмерного? Все равно найдут, выдернут из-под одеяла, потащат на мороз потешками развлекать. И тут же подхватываешь волну массового дионисийского восторга и вместе со всеми – руки в боки и пляшешь камаринскую. Ай да народ расписной, ай да во все стороны его шатает. Кто потянет поступки, на какие мы отваживаемся во хмелю беспробудном? Да постоянный у нас этот хмель в крови, постоянный!! И холодных скандинавов из нас не выйдет.

Это все художник Кустодиев. Его сытое-русское-молодецкое невозможно забыть. И хочется еще и еще раз наблюдать извозчика за чаем, трескающего баранки у белолицего самовара и поглядывающего в оконце. И ярмарки, трактиры, массовые гуляния, рысаков, которые отвезут хоть на край света. Чем не корень жизни? Премного благодарна я Борису Михайловичу, он – наш темперамент.

Что сделал с провинцией астраханский мальчик, однажды увидевший выставку передвижников? Взял – и одним мановением преобразил ее. О том, как гуляет Костромская губерния и о деревенских праздниках Нижнего Поволжья, знают теперь все. Готовился стать священником Кустодиев, а стал автором бытовых идиллических сценок. Человек, который не унывал, случись с ним даже самое непредвиденное бедствие. Когда его разбил паралич, он продолжал писать живописные сюжеты, подбирая для них темы частушек «Под милашкину гармошку» и «Земляничку я сбирала». В инвалидном кресле бывал на театральных премьерах и даже колесил по стране.

Абсолютно цельная натура: оставался верен своей супруге до конца дней и души не чаял в детях. Носил дочь на лесную поляну в лукошке для грибов, чтобы она училась чувствовать землю. Совершенно самодостаточный человек. И как, не побоюсь этого слова, не превозносить Кустодиева? Да за одну эту цельность я бы восхищалась им, даже если бы он просто мастерил декоративные бутылки для вин.

Это тот живописец, который сказал нам, что мы – сумасшедшие, неуравновешенные люди – и ведь прав был! Дремотная неподвижность сменяется у нас оголтелым желанием жить без всяких «но». С одной стороны, караул.

А с другой стороны, как, скажите, без «души навыворот»? Это ж родное, где-то внутри схоронено. Но, глядишь, просыпается время от времени. И как выскочит из-за угла, как выпрыгнет – пойдут клочки по закоулочкам. И всё-всё выплеснется наружу, только успевай, чтоб горницы чужих душ не затопило.

А добро бы молчком да в тряпочку, так нет – подзуживает что-то изнутри – не о себе даже, а о горемычной жизни этой, беспросветной и постылой. И остается только рыдать в три ручья в передник. «Виновата ли я, что мой голос дрожал…»

Картины Кустодиева – это а-ля Лесков или Островский в обработке. Это то, что он запамятовал с детства. А в памяти мастера остался купеческий флигель, взятый на съем его матерью. Увиденное мальчишкой мещанское довольство контрастно отличалось от того скудного достатка, с которым приходилось мириться нуждающейся семье. Так постепенно появлялась череда художественных образов разных сословий: купчихи, что пыжатся над пряностями, дворники, усердно машущие метлой и, конечно, типичные русские «каравайные» женщины.

Думается, красавицы художника до сих пор встречаются среди местного люда. Своеобычные… пироги пекут яблоневые да в платок руки кутают, слезы утирают украдкой да озорно так перемигиваются. Или разобидеться могут и застать врасплох своим вопросом прямым: «Ишь ты, востроглазый, откуда сыскался только?» И тогда хоть на голове ходи, а все не угодишь красной девице.

Молодецкая удаль, что не сдержать, да девичья кротость, что глаза в пол опускает – сочетание самое сильное. И самое могучее. Да коли русских Венер больше было бы – и богатырей бы не счесть. А говоря о русских сударынях, имею в виду не пресловутый ипподром с женщиной во главе, а исконную нежность, которую ни с чем не спутаешь. То бишь женское притяжение. Есть оно и у Кустодиева, неловкое такое, спрятанное за пышными формами, но все же притяжение.

Ну куда без Бориса Михайловича, подмастерья Репина? Глядеть-не наглядеться. И медовы забавы изобразит, и самозабвенный нетесаный труд. И понимаешь, что всего в избытке у нас: и пахарского воодушевления, и кутежа. …Блестит конская сбруя, чуть помедленнее кони, чуть помедленнее!

Извозчик за чаем, 1920	Трактирщик, 1920	Морозный день, 1916	Зима, 1916	Ярмарка, 1908

Масленица, 1919	Красавица, 1915	Сенокос, 1917	Карусель, 1920	Портрет Ю. Е. Кустодиевой, 1903

Мария Сопкалова