Идея греховности и идея спасения в христианстве

Новой в христианстве является прежде всего – идея греховности человека со своей обратной стороной - идеей спасения. Это новшество заняло центральное положение во всей христианской философии. Христианство затронуло струну, которая должна была найти отклик в бесчисленных сердцах. На все жалобы по поводу тяжелых времен и всеобщей материальной и моральной нищеты христианское сознание греховности отвечало: да, это так, и иначе быть не может, в испорченности мира виноват ты сам, виноваты все мы, это все наша собственная внутренняя испорченность! И где бы нашелся человек, который мог бы это отрицать?

Из идеи греховности вытекало два существенных вывода: во-первых, учение о греховности как причине всех несчастий, которые обрушились на человечество, отвлекало внимание народа от реальной борьбы с социальным злом. Оно переносило вопрос из плоскости борьбы за насущные интересы в плоскость избавления от грехов. Во-вторых, это учение давало человеку своего рода психологическое утешение, ибо оно было неотрывно связано с идеей избавления, спасения. Весь мир лежит во грехе, все люди по своей природе греховны, эта греховность возводится мифологически к грехопадению Адама. Но осталась надежда, что кто-то спасет человечество. Отсюда представление о божестве-спасителе. (Сама по себе эта идея, конечно же, не была новой. Боги-спасители существовали в восточных культах и имеют очень древнюю родословную: они исторически восходят к образам архаических культурных героев.) Поскольку в христианстве именно идея спасения и сделалась центральной, наиболее важной идеей, образ Иисуса Христа, бога-спасителя, должен был превратиться в центральную фигуру христианского культа.

Сам образ Иисуса Христа в высшей степени сложен. Наименование «Иисус Христос» мы привыкли рассматривать как одно имя, хотя и состоящее из двух слов, и связывать с ним одно понятие. Но в евангелиях это еще не так: там это два разных имени, соответствующие двум разным понятиям. Это обстоятельство вполне правильно подчеркивает Р. Ю. Виппер. Иисус – собственное имя галилейского проповедника, которого одни считали великим учителем и чудотворцем, другие – обманщиком. А Христос – это нарицательное имя, греческий перевод еврейского слова «мессия» («мошиах») – «помазанник», то есть царь (Χριστός – от глагола «Χρίω» – мазать, помазывать). В евангелиях оба имени почти ни разу не стоят рядом (в повествовательной части совсем ни разу) и имя Христос вообще встречается редко. По евангельскому рассказу, Иисус никому не говорил, что он и есть ожидаемый Христос, то есть мессия. Даже его ближайшие ученики не были уверены, что их учитель и есть Христос. Лишь один из них, Симон-Петр, на вопрос Иисуса: «А вы за кого почитаете меня?» – ответил ему: «Ты Христос», и за такую проницательность Иисус тут же назначил его главой будущей церкви. Однако, добавляется в евангелии, Иисус строго запретил своим ученикам разглашать, что он и есть Христос (Матф. 16: 15–20; Марк. 8: 29–30). Масса народа не хотела верить, что Иисус есть Христос, про Иисуса говорили: «Мы знаем его, откуда он; Христос же когда придет, никто не будет знать, откуда он» (Иоанн. 7: 27). Позже, когда на суде Иисус на прямой вопрос жрецов: «Ты ли Христос?» – ответил утвердительно, его ответ был признан достаточной уликой против обвиняемого – он-де называет себя Христом, то есть мессией, царем (Марк. 14: 61-64; Лука. 22: 67–71).

В сущности, весь основной смысл евангельских рассказов в том и состоял, чтобы убедить читателей, что галилейский проповедник Иисус, о подвигах которого ходило много слухов, и есть ожидаемый иудеями мессия, Христос. Этим евангельское учение о мессии резко отличалось от более ранних мессианистских и апокалиптических произведений, где мессия (Христос) изображался отнюдь не в виде скромного проповедника, не имеющего где преклонить голову, а в виде грозного повелителя, судьи, либо в виде мистического агнца небесного.

Естественно, что именно вокруг сложного образа Иисуса Христа должна была разгореться наиболее обостренная идеологическая борьба. В борьбе последующих сект и ересей разных направлений главным предметом разногласий всегда оставался вопрос о природе Иисуса Христа. Таким образом, идея греховности, идея спасения и искупления, идея богочеловека-спасителя – вот основные идеи христианства.

Как христиане представляли себе это спасение? Здесь была использована древняя, свойственная всем древним религиям идея искупительной или умилостивительной жертвы, смягчающей гнев божества. Эта идея искупительной жертвы в христианстве состояла в том, что за все грехи людей, которые унаследованы от праотца Адама, была принесена раз навсегда искупительная жертва – добровольная смерть Иисуса Христа. Эта добровольная жертва избавила человечество от греха. Достаточно уверовать в Иисуса Христа и следовать его учению, чтобы приобщиться к этому спасению.

Первая революционная (заимствованная у филоновской школы) основополагающая идея христианства состояла для верующих в том, что одна великая добровольная жертва, принесенная посредником, искупила раз навсегда грехи всех времен и всех людей. Отсюда следовал вывод, что другие жертвы не нужны. И в раннем христианском культе мы видим исчезновение всяких жертвоприношений и обрядов, как ненужных. О страданиях, смерти и воскресении Иисуса Христа высказывались разные взгляды.

Вряд ли можно с полной уверенностью считать евангельский рассказ пересказом каких-то подлинных исторических событий: верно, что бывали казни проповедников, но это скорее просто дало возможность евангелистам облечь свой рассказ в форму исторического повествования. С другой стороны, едва ли можно представлять себе это «событие» и так, как представляли его сторонники мифологической школы: что будто бы тут налицо мифологический рассказ о каких-то небесных явлениях. Очень любопытна по этому поводу мысль, высказанная Фрэзером и развитая Джоном Робертсоном. По мнению Робертсона, евангельский рассказ о страданиях Христа производит при внимательном чтении несколько странное впечатление: как будто бы этот рассказ был не литературным произведением, а драматическим действием и только позже был переложен на текст, как будто бы мы имеем здесь инсценировку какого-то обрядового действия и евангельское повествование является либретто этого действия. Это очень походит на правду. Подобного рода мистерии, изображения в лицах страданий и воскресения, имелись в Древнем Египте, в Греции (элевсинские мистерии), в культе Аттиса и др.

Возможно, что и христианские мистерии исполняли в лицах страдание и воскресение бога. В эпоху создания христианской литературы либретто этой драмы было записано и составило основную канву евангельского текста, его стали принимать за подлинную историю. Это предположение не лишено остроумия и представляется в значительной степени правдоподобным.